Кузнецов М.Н., Понкин И.В. Бесчестная дискуссия о религиозном образовании в светской школе: ложь, подмены, агрессивная ксенофобия. Правовой анализ. – М.: Издательство Учебно-научного центра довузовского образования, 2005.

 

 

1.3.3. Днепров Эдуард Дмитриевич

 

Относительно инициатив Министерства образования по предоставлению возможности получения знаний о православной культуре в государственных и муниципальных образовательных учреждениях на основе добровольности выбора весьма агрессивно выступил академик Российской академии образования Э.Д. Днепров:

«Несветских предметов в светской школе по определению быть не может. Это предусмотрено и Конституцией РФ, и Законом «Об образовании». Хотя действительно начиная с 1994 года шли попытки пересмотреть этот закон в сторону его клерикализации. Процерковные силы делали все возможное, чтобы убрать из Конституции и закона ключевой принцип светского характера образования в России. Как ни парадоксально, эта инициатива принадлежала церковным фанатикам из образовательной среды, а именно президенту Российской академии образования Николаю Никандрову, который, увы, больше клерикал, чем ученый. В его лице, а также в лице замминистра образования России Леонида Гребнева Церковь получила мощную поддержку. Отмечу, кстати, когда была попытка снять Гребнева с должности, то раздался соответствующий звонок из Московского Патриархата с требованием не делать этого. Как видите, Церковь уже вмешивается в кадровую политику в сфере образования. Эти деятели предлагали не только преподавание Закона Божьего в школах, но и проведение богослужений прямо на уроках. В 1999 году появилось письмо министерства об обучении основам религии вне школьной программы. При этом разрешалось предоставлять школьное помещение религиозным организациям для работы с детьми. Это прямо противоречило первой статье Закона «Об образовании» о недопущении деятельности политических партий и религиозных организаций в светских, государственных школах. Позже появилось письмо президента РАН Юрия Осипова, ректора МГУ Виктора Садовничего и президента Российской академии образования Николая Никандрова о введении теологии в вузах. Отмечу, что раньше в России теология в вузах никогда не преподавалась. Даже такие известные реакционеры царской России, как министр народного просвещения и одновременно обер-прокурор Синода Дмитрий Толстой и его преемник обер-прокурор Константин Победоносцев, не доходили до подобного мракобесия. У них были ограничители: внутренняя культура, научная и политическая ответственность и стремление служить не кастовым интересам Церкви, а интересам державы. В 2001 году появился курс Основ православной культуры (ОПК), который по сути является курсом для духовных семинарий. В данном случае речь идет о целенаправленной экспансии Церкви и не только в образовании. Нельзя забывать, что агрессивное навязывание своего образа мыслей, своей идеологии – первый признак тоталитаризма. Очевидно, в нынешних условиях повального разграбления страны, утраты идеалов и идеологического вакуума нравственная потребность населения в вере увеличилась. Но Церковь, за исключением редчайших ее представителей, оказалась неготовой к этому нравственному вызову. Вера превратилась в моду, которая затем выродилась в разновидность чиновничьей карьеры. И, что хуже всего, Церковь на глазах у бедствующего народа стала жирующим субъектом бизнеса со своей олигархией и своими «новыми русскими» в лице тех, кого до 1917 года называли «князьями Церкви»… В последние годы Церковь пыталась сделать религию синонимом не только духовности, но и нравственности. А что, культура уже не духовность? Или 30% живущих в нашей стране атеистов или агностиков безнравственны?»[1]

Весьма эпатируют сентенции Э.Д. Днепрова относительно «повального разграбления» страны. Не стоит забывать, что Э.Д. Днепров, бывший в команде «реформаторов» и занимавший в 1990–1992 гг. должность министра образования России, дал начало и направления разрушения отечественного образования под видом его реформирования.

Здесь также следует принять во внимание и давнее крайне нетерпимое отношение Э.Д. Днепрова к православному христианству и Русской Православной Церкви. Отсюда – его нетерпимость к любым разговорам о возможности преподавания знаний о православной культуре в общеобразовательной светской школе.

Собственно, уже в процитированных выше высказываниях Э.Д. Днепрова буквально сквозят его ненависть и нетерпимость к православному христианству и Русской Православной Церкви. Верующих и ученых, объективно и взвешенно относящихся к отношениям между государством и религиозными объединениями, Э.Д. Днепров называет «церковными фанатиками», а Русскую Православную Церковь голословно обвиняет в тоталитаризме.

Весьма сомнительно выглядит и самоприсвоенное Э.Д. Днепровым право решать, кто ученый, а кто нет. Думается, что докт. пед. наук Н.Д. Никандров и докт. экон. наук Л.С. Гребнев оставили и еще оставят после себя неизмеримо больше научного наследия, чем Э.Д. Днепров.

Заявления Э.Д. Днепрова о вмешательстве Церкви в кадровую политику являются ложью, все здесь поставлено с ног на голову – как раз наоборот, Церковь выразила свою позицию по поводу незаконной попытки снять заместителя министра образования, сопредседателя Координационного совета Министерства образования Российской Федерации и Московской Патриархии Русской Православной Церкви Л.С. Гребнева с должности исключительно за его православные убеждения, то есть по поводу противоправной попытки осуществить акт дискриминации по религиозному признаку. А «вмешивается» в кадровую политику как раз Э.Д. Днепров, когда оправдывает закулисно инициируемые попытки «снимать» заместителей министра.   

Заявление о стремлении православных к «проведению богослужений прямо на уроках» – очередная ложь Э.Д. Днепрова. Кроме безграмотных провокационных «проектов»[2] К.А. Чернеги (ничего позитивного не сделавшей для обеспечения обсуждаемых инициатив Минобразования[3]), никто в Русской Православной Церкви (по крайней мере, из руководства Церкви и из тех людей, кто профессионально занимается в ней вопросами образования) не требует введения богослужений в государственных и муниципальных школах.

Ложным является и утверждение Э.Д. Днепрова о том, что «процерковные силы делали все возможное, чтобы убрать из Конституции и закона ключевой принцип светского характера образования в России». На протяжении всего периода существования и действия Конституции Российской Федерации от 12.12.1993 не было предпринято ни одной попытки изъятия в установленном Конституцией порядке указанной нормы. Поэтому такое нагнетание ситуации Э.Д. Днепровым основано лишь на его измышлениях.

Как видим, ложь – это просто характерная черта, можно сказать «каинова печать» обсуждаемых в данном материале персонажей. Без прямой и откровенной лжи не обходится «аргументация» почти ни одного из них.

Слово «реакционер» в приведенной цитате Э.Д. Днепрова так же показывает в нем воинствущего безбожника, здесь та же терминология, что и у его «красных» учителей (прямых или опосредованных), погромщиков русской Церкви и культуры, идеологов и организаторов геноцида русского православного народа по признаку отношения к религии и национальности. Тут же и кочующее слово «мракобесие», люди просто не понимают, что говорят, используя терминологию православия, православной культуры, против которой они воюют – они и есть мракобесы в понимании православных, поскольку мракобесы в православном понимании – это люди, сделавшие свои души вместилищем бесовских страстей, направленных против Бога и Церкви. Анекдотично, когда за неимением научных, правовых, светских аргументов критики православия прибегают к терминологии «противника».

Нетерпимость и ненависть Э.Д. Днепрова к православному христианству нашли яркое отражение в вышедшей в свет еще в 1996 г. его книге «Школьная реформа между “вчера” и “завтра”». Целесообразно привести несколько наиболее ярких в этом отношении цитат из указанной книги Э.Д. Днепрова:

«Отсюда – ностальгия по прошлому и попытки ухода в истлевшие архаические ценности, попытки возврата к из­жившим себя архетипам дореволюционного уклада российской жизни, вплоть до восстановления монархии. Отсюда – бегство в религию, с забвением ее очевидных теневых сторон – догматизма, фанатизма, а теперь еще и фундаментализма; замена прежнего, коммунистического идеоло­гического костыля на новый, – православный, поощряемая претензиями церкви на монополию в сфере духовности. Отсюда, наконец, – нагнетание катастрофизма, которым мы упиваемся с истинно российским мазохизмом, доходящим до кликушества, упиваемся с обломовским наслаждением своей жизненеприспособленностью, роняя на лацкан пиджака оче­редную сладкую до боли слезу»[4].

«Еще одна очевидная опасность – стремление к клерикализации образования и отказу от одного из основополагающих принципов государственной образовательной политики – «светского характера  образования в государственных и муниципальных образовательных учреждениях» (ст. 2, п. «г»). Выступая 14 июня 1994 года на парламентских слушаниях в Государственной Думе, Сергий Праволюбов, настоятель одной из московских церквей, требовал ввести «обучение основам духовных знаний» в государственной школе… Те же требования – организовать изучение основ православия в государственной школе – выдвигала на слушаниях и Г.П. Климова, доктор филологических наук из Елецкого пединститута. Аргументы при этом приводились, мягко говоря, весьма специфические: «русская школа без православия быть не может, как и любая другая» (?!). До такого обскурантизма не доходили в стародавние времена даже самые воинствующие православные миссионеры. Понимавшие, вероятно, что Россия – страна поликонфессиональная, где представлены все ведущие мировые религии и десятки различных конфессий, с которыми нельзя не считаться. Подобные аргументы сегодня все более входят в моду, отражая нашу неспособность ходить без костылей. Сломанный костыль коммунистической доктрины в ситуации идеологического и духовного вакуума быстро заменяется на костыль православия… Ученые, как видим, от них не отстают. На заседании Президиума Российской Академии образования, 29 июня 1994 года, руководители центрального регионального отделения Академии вышли с беспрецедентными предложениями по созданию кафедр православной педагогики в педвузах, а также – государственных учебных заведений, готовящих одновременно и светских и духовных лиц. Подобных примеров российская история еще не знала. Даже небезызвестный апостол самодержавия и православия К.П. Победоносцев не мог додуматься до таких вещей. Скорее всего потому, что был образованнее. Уроженцы же коммунистической школы не имеют столь утомительного ограничения»[5].

Такая очевидная ненависть и нетерпимость Э.Д. Днепрова к историческим традициям России и религии большинства населения нашей страны – православному христианству, которое он называет «новым идеологическим костылем» и которому необоснованно приписывает фанатизм, не позволяет использовать как достоверные и объективные даваемые Э.Д. Днепровым оценки возможности (или невозможности) преподавания знаний о православной культуре в государственных и муниципальных учреждениях на основе добровольности выбора.

Такое отношение Э.Д. Днепрова к православному христианству корреспондирует обильно им цитируемому в упомянутой книге произведению «К школьной реформе», изданному в 1908 г. русофобом В.И. Чарнолуским, на которого Э.Д. Днепров ссылается как на авторитета и чьи мысли заявляет в качестве актуальных и правильных для сегодняшнего дня.

Постоянные отсылки Э.Д. Днепрова к авторитету В.И. Чарнолуского и расхваливание его идей позволяют сделать вывод, что Э.Д. Днепров полностью разделяет позицию В.И. Чарнолуского, написавшего, например, следующие строки, приведенные все в той же книге Э.Д. Днепрова:

«Другой кардинальный вопрос народного образования – вопрос о взаимоотношениях религии и школы. Среди прогрессивной части общества едва ли вызывают какие-либо возражения принципы, что свобода совести каждого должна быть неприкосновенна и что все образование в общественных школах должно быть построено на научных основаниях… Что касается прежде всего научной стороны, едва ли возможно оспаривать, что раз школа должна строить все свое дело на строго научном фундаменте, то в ней не должно быть допустимо ничего, что или прямо противоречит научным данным или лежит совершенно вне области науки, а как раз эти элементы и заключаются в школьном преподавании религии. Для религии ее догматы непогрешимы, несмотря на полное противоречие их выводам науки; для науки сама религия есть не более как один из объектов ее изучения. Ясно, что во имя единства и стройности школьной системы преподаванию религии в школе не может и не должно быть никакого места…. В самом деле, при обсуждении этого вопроса обыкновенно совершенно упускается из вида, что для очень многочисленных слоев населения школа и у нас давно уже отделена от религии, так как очень многие, имеющиеся в стране исповедания дают религиозное воспитание своим детям совершенно помимо и независимо от школы, а многие даже вопреки ей. Не таково, разумеется, положение “господствующей” православной церкви, во имя интересов которой старый режим поставил все религиозное воспитание в школах на почву насилия, фарисейства и миссионерства. Но для правильного решения вопроса, разумеется, необходимо иметь в виду не интересы бюрократического ведомства господствующего исповедания, а интересы религии взятой в ее чистой форме. А также религий, конечно, должно быть чуждо всякое насилие в области веры и всякое вмешательство в ее дела посторонних задач и посторонних учреждений: она сама, собственными силами сумеет организовать все, что для нее необходимо в области воспитания верующих. В итоге, принимая во внимание интересы школы, как таковой, интересы религии, как таковой и интересы не одного православия, а всех вероисповеданий России, неизбежно придется признать, что поставленный вопрос допускает только одно решение, одинаково удовлетворяющее все эти интересы и в то же время вполне выдержанное принципиально. Это решение заключается в признании преподавания религии частным делом, в исключении его из курса общественных школ и в предоставлении его исключительно заботам родителей и религиозных общин. Кажущаяся “острота” такого решения вопроса объясняется исключительно резким контрастом его с прежней атмосферой религиозного насилия и гнета, а также обилием предрассудков и непродуманностей, которые создались в этой области. Настала, однако, пора с полной правдивостью осветить населению этот вопрос, и принципиальное решение его, конечно, очень скоро найдет себе в народных массах самую благоприятную почву. Во всяком случае, нельзя закрывать глаза на то, что пока он не будет разрешен во всей чистоте, в деле народного образования будет сохранен один из опаснейших и ядовитейших для него элементов, чреватый очень большими осложнениями»[6].

Не ясно, на каком основании Чарнолуский и его единомышленник Э.Д. Днепров относят себя к «прогрессивной части общества». В начале XX века прогресс идей чарнолуских привел к страшной катастрофе и кровавым погромам русского народа. Если говорить о современности и считать прогрессом освобождение страны и российского  общества от воинствующе-атеистической идеологии, то носителями этой прогрессивной тенденции выступают как раз педагоги и ученые, признающие свободу совести и право граждан получать на основе добровольности выбора знания о исторически присущей их народу религиозной культуре. А носителями регресса, застоя, стремящимися вернуть общество в прошлое коммунистической антирелигиозной тоталитарной системы выступают как раз Э.Д. Днепров и ему подобные. Пример с противником Церкви издания 1908 г. работает против Э.Д. Днепрова. Такие противники подготовили последовавший чуть позднее геноцид верующих и установление тоталитарной идеологии. Видимо, Э.Д. Днепров пытается еще раз провести Россию по тем же «кругам ада»[7]. 

Что касается утверждения о том, что «школьное преподавание религии» «совершенно вне области науки», то строго научными не являются многие предметы гуманитарного характера, включающие знания оценочного или вероятностного характера. Тем более, совершенно вне области науки лежит и марксистская идеология, да и философия вообще, причем изучение последней в школе и вузах никак не критикуется и не запрещается.

Обращает на себя внимание ясно просматриваемое из приведенных цитат отстаивание В.И. Чарнолуским, называющим христианство «одним из опаснейших и ядовитейших элементов», интересов некоей «религии, взятой в ее чистой форме». Что это такое, из приведенного Э.Д. Днепровым фрагмента не ясно. Однако можно предположить, что речь здесь идет или о тайно исповедуемой самим В.И. Чарнолуским какой-то религии, крайне негативно относящейся к христианству, поскольку по сегодняшний день никакой «чистой», общей для всего человечества религии в мире не существует.

В приведенных доводах В.И. Чарнолуского полностью отсутствуют какие-либо правовые аргументы. Их место полностью занято одними лишь эмоциями, личностным резко негативным отношением В.И. Чарнолуского к религии вообще (за исключением, разве что, «религии, взятой в ее чистой форме») и православию в частности. В самом деле, вряд ли можно рассматривать всерьез аргументацию тезиса о том, что религии нет места в школе, высказываниями типа: «во имя стройности школьной системы».

Однако ненависть В.И. Чарнолуский питал не только к православному христианству, но и к русской нации вообще. В приведенном Э.Д. Днепровым фрагменте присутствуют, например такие утверждения В.И. Чарнолуского: «В самом деле, в настоящее время только один великорусский народ имеет в России свою национальную школу, все же остальные, населяющие ее национальности такой школы не имеют; официальные общественные школы, лишенные родного языка, представляются для многих из них не только чуждыми, но даже враждебными учреждениями. Рядом с ними созда

ются или частные учебные заведения, или даже тайные школы, в которых на самом деле и лежит теперь центр тяжести национальной школьной системы целого ряда народностей России. Но на эти школы не идет почти ничего ни из государственных средств, ни из средств местных самоуправлений. Таким образом, в случае немедленного осуществления всеобщего обучения, со всех национальностей России путем принудительного обложения собирались бы огромные средства на такие школы, часть которых удовлетворяет национальным потребностям одних великоруссов, а другая существует только в угоду ложной и вредной, насильственно внедряемой школьной системы и совершенно не соответствует интересам того населения, которое оно обслуживают»[8].

Здесь Чарнолуский лжет. В Российской Империи поддерживались так же и школы мусульман (Уфа, Казань, Кавказ), буддистов, других народностей.

Так что Э.Д. Днепрова можно вполне обоснованно назвать достойным продолжателем русофобской идеологии В.И. Чарнолуского, зато нет никаких оснований оценить его позицию в отношении преподавания религиозной культуры в государственных и муниципальных образовательных учреждениях на основе добровольности выбора как объективную, беспристрастную и обоснованную.