Заключение доктора юридич. наук И.В. Понкина от 26.07.2005 по докладу Н. Митрохина «Клерикализация образования в России: к общественной дискуссии о введении предмета “Основы православной культуры” в программу средних школ»

 

В январе 2005 г.[1] был представлен доклад Николая Митрохина «Клерикализация образования в России: к общественной дискуссии о введении предмета «Основы православной культуры» в программу средних школ»[2], подвергший обструкции практически все направления взаимодействия государства и Русской Православной Церкви в области образования и почти все образовательные инициативы Русской Православной Церкви. Этот доклад является в настоящее время наиболее развернутым среди всей имеющейся критики такого взаимодействия.

Ключевыми идеями доклада Н. Митрохина являются следующие:

• Русская Православная Церковь совместно с сетью дочерних организаций и сообществом православных активистов стремится установить господствующее влияние на государственную систему образования, осуществить ее «клерикализацию», взять под полный контроль все мировоззренческое содержание образования в России; клерикализация в России, в принципе, существует только православная;

• расширение сотрудничества государства и Русской Православной Церкви ведет к религиозному фанатизму и экстремизму и нарушает права человека и права других религиозных организаций; образовательная деятельность Русской Православной Церкви и православных общественных объединений угрожает демократии;

• преподавание православной религиозной культуры в школах тождественно обучению религии (катехизация, Закон Божий) и нежелательно в демократическом обществе ни в какой форме (это касается именно православного религиозного образования); вместо этого следует ввести учебные курсы, направленные на пропаганду мировоззрения и идеологии самого Н. Митрохина и его единомышленников;

• тесная привязка религиозной идентичности к национальной идентичности есть форма экстремизма и направлена против основ конституционного строя России.

Анализу основных положений указанного доклада и исследованию обоснованности аргументации этих положений и посвящен настоящий материал.

Прежде всего, отметим, что в докладе Н. Митрохина содержатся некоторые справедливые вопросы и обоснованные оценки по отдельным сюжетам, связанным с образовательными инициативами православных христиан. Доклад позволяет со стороны увидеть недостатки в деятельности православных активистов, занимающихся вопросами преподавания православной культуры в светской школе и другими вопросами взаимодействия Русской Православной Церкви и государства в области образования. Справедливо замечание об отсутствии системного контроля за содержанием курсов православной культуры и издающихся по данной тематике учебных пособий. Следует отметить, что Русская Православная Церковь в качестве одного из аргументов неприемлемости замены курсов православной культуры философско-религиоведческими курсами (в том их понимании, в каком они реализуются Н.В. Шабуровым, Л.И. Григорьевой и т.п.) выдвигает именно угрозу искажения вероучения православного христианства. Однако сегодня, как это правильно отмечает Н. Митрохин, недостаточно налажены церковные и светские механизмы исключения подобного рода искажений «учителями православной культуры». В частности, справедливо указание Н. Митрохина на мировоззренческую путаницу в сознании некоторых «учителей православной культуры». Действительно, имеются и такие, которые заявляют о необходимости преподавания детям ценностей христианства на основе учения Рерихов.

Обоснованно и замечание Н. Митрохина о том, что де-факто «у Церкви нет определенного уполномоченного органа или персоны для заключения договоров с государством и решения вопросов, определяющих ее присутствие в светском образовании, ни на федеральном, ни тем более на региональном уровне. Только на федеральном уровне этим занимаются два Синодальных отдела, ПСТБИ и по отдельности патриарх, митрополит Кирилл и (ранее) глава Координационного комитета митрополит Сергий. Такое количество субъектов переговоров… создает неясную для государства ситуацию».

Вместе с тем, доклад Н. Митрохина весьма упречен, содержит множество подтасовок, логических и терминологических подмен, ошибочных утверждений и манипуляций. Часть из них использована намеренно по причине отсутствия каких-либо весомых аргументов по существу вопросов. Другая часть вызвана простым непониманием сложных профессиональных аспектов, связанных с обсуждаемой проблемой.

Остановимся на некоторых наиболее ярких примерах.

 

Неадекватность ключевого понятия доклада – «клерикализация»

Прежде всего, следует отметить существенную неточность и неадекватность терминологии в названии доклада и его основе. Понятие «клерикализация» весьма плохо подходит для характеристики обсуждаемой проблемы при любом ее осмыслении, в том числе и с позиций атеизма и либертаризма[3].

Как отмечает А. Верховский, сам термин – довольно неточен, поскольку клерикализация того или иного института – это увеличение в нем влияния Церкви как организации[4]. При этом, по мнению доктора философских наук М.О. Шахова: «Нельзя оценивать наметившийся процесс сближения го­сударства и Московского Патриархата однозначно отрицательно, если иметь в виду, каков наиболее вероятный альтернативный вариант идейно-поли­тической эволюции общества. Деидеологизированное плюралистическое общество, не защищенное от экспансии западной массовой культуры, от мораль­но-нравственного релятивизма, сложно назвать блестящей перспективой для России. А ведь имен­но к этому ведет нас так называемый антиклерика­лизм, выступающий фактически против любых попыток объединения здорового большинства на­рода вокруг традиционных религиозных идеалов»[5].

Исторически этот термин применялся, когда было необходимо отразить давление и господствующее, тотальное влияние Римской католической церкви на все стороны жизни государства и общества. В условиях современной России применение данного термина необоснованно, поскольку не соответствует самой фактической ситуации.

Однако в силу отсутствия в докладе ясных и обоснованных (тем более – правовых) аргументов (и это будет показано ниже) против преподавания религиозной культуры в государственных и муниципальных образовательных учреждениях на основе добровольности выбора Н. Митрохин активно использует манипулирование терминологией для навязывания своей точки зрения.

Поскольку реализовать такие подмены и манипуляции незаметно Н. Митрохину не удалось, ему пришлось их маскировать путем усиления обвинительной составляющей, искусственным нагнетанием ситуации вокруг мнимого противостояния «сторонников клерикализации образования» и «защитников светского государства». Причем Н. Митрохин, относящий себя и своих единомышленников к «защитникам светского государства», не приводит никаких аргументов или фактов, которые бы позволяли согласиться с этой его самооценкой.

Фактически, Н. Митрохин подготовил свой доклад в качестве идеологического средства борьбы против Русской Православной Церкви и православных граждан.

 

Некомпетентность Н. Митрохина в обсуждаемой им проблеме

В докладе наличествует достаточно много мест, показывающих явную некомпетентность Н. Митрохина в обсуждаемой им проблеме. Столь слабый уровень владения основными понятиями в обсуждаемой теме недопустим для написания доклада, претендующего на глубокое освещение проблемы. А ведь неправильная интерпретация действий тех или иных священников Русской Православной Церкви или чиновников, неверная оценка документов, касающихся обсуждаемых проблем, приводит к ложным выводам. Простая компиляция доклада из имеющейся под рукой информационной подборки совершенно непригодна в столь сложной и многоплановой проблеме, как взаимодействие государства и религиозных организаций в сфере образования, и не может заменить профессионального исследования.

Обратим внимание, что ряд выводов доклада основан на подобранной совокупности субъективных точек зрения региональных активистов введения преподавания православной культуры в государственных и муниципальных образовательных учреждениях. Это свидетельствует о необъективности автора доклада и подгонке им доводов и суждений под уже заранее сделанные общие выводы. Суть проблемы в том, что не только сам Н. Митрохин, но и многие люди, занимающиеся в Русской Православной Церкви вопросами взаимодействия Церкви и светской школы, являются недостаточно подготовленными в этой сфере, уровень их компетентности в вопросах правового регулирования и администрирования сферы образования, в вопросах учебно-методического обеспечения такого взаимодействия  невысок. И здесь ситуацию нисколько не спасают «курсы подготовки учителей православной культуры» (в действительности, по сути – курсы православной катехизации), организуемые Н.В. Масловым и о. Киприаном (Ященко), где лекторы, по большей части, столь же мало смыслят в ключевой проблематике (вопросы непосредственной организации учебного процесса, педагогические особенности, правовое регулирование, учебные программы и пособия), как и слушатели. Но курсы православной катехизации (пусть даже, и организованные на хорошем богословском уровне) не могут заменить собой профессиональной подготовки или повышения квалификации преподавателей православной культуры. Поэтому инициативы Минобразования России от октября 2002 г. и февраля 2003 г. неверно толковали и православные. То есть многие суждения Н. Митрохина основаны на частных суждениях, весьма далеких от адекватных оценок, а потому вводят читателя в заблуждение.

Ярким примером некомпетентности Н. Митрохина в осуждаемой проблеме является следующий фрагмент доклада: «Министерство образования начало всерьез заниматься юридическим оформлением предмета “Теология”. Его уровень был поднят до магистратуры и сама специализация была введена в государственный реестр (по терминологии Министерства образования ее уровень был поднят с «направления» (бакалавриата) до «специальности» (магистратуры))».

Процитированный фрагмент свидетельствует о непонимании Н. Митрохиным разницы между направлением подготовки и специальностью высшего профессионального образования. Прежде всего, совершенно не ясно, причем здесь предмет «Теология» и какую специализацию имеет в виду Н. Митрохин. Как можно «поднять уровень предмета до магистратуры» и «поднять уровень специализации до магистратуры», понимает, видимо, только сам Н. Митрохин. Специальность и магистратура – это совершенно разные понятия. Магистратура – это не специальность, это направление высшего профессионального образования. Бакалавр, специалист и магистр – это три последовательные ступени высшего профессионального образования.

Впервые государственный образовательный стандарт высшего профессионального образования по направлению 520200 «теология» (бакалавриат) был утвержден еще 30 декабря 1993 г.[6]. Позднее Государственные образовательные стандарты высшего профессионального образования по направлению 520200 «теология» (квалификации выпускника – бакалавр теологии и магистр теологии) были утверждены Министерством образования Российской Федерации 12.03.2001 г. (регистр. № 511гум./бак. и № 512гум./маг. соответственно). Государственный образовательный стандарт высшего профессионального образования по специальности 020500 «теология» (квалификация выпускника – теолог, преподаватель) впервые был утвержден Министерством образования Российской Федерации 28.01.2002 г. (регистр. № 531гум./сп.)[7]

Не ясно, что означает – «по терминологии Министерства образования», и где Н. Митрохин в Министерстве образования видел такую странную терминологию? Стоящая ссылка на статью прот. Владимира Воробьева[8] совершенно неуместна, поскольку в его статье отсутствуют допущенные Н. Митрохиным ошибки.

Далее, теология не вводилась ни в какие «государственные реестры». Перечень (а не реестр!) направлений подготовки (специальностей) высшего профессионального образования существует уже достаточно давно, равно как и общероссийский классификатор специальностей по образованию. Еще в 1993 г. Общероссийский классификатор специальностей по образованию, утвержденный Постановлением Госстандарта России от 30.12.1993 г. № 296[9], закрепил теологию в качестве направления подготовки в высшем образовании. Государственный комитет Российской Федерации по высшему образованию Приказом от 5 марта 1994 г. № 180 «Об утверждении государственного образовательного стандарта в части классификатора направлений и специальностей высшего профессионального образования»[10] утвердил и ввел с 1994 / 1995 учебного года «Государственный образовательный стандарт высшего профессионального образования. Классификатор направлений и специальностей высшего профессионального образования» (Приложение к указанному приказу). В этом классификаторе теология (код – 520200) была закреплена в качестве направления высшего профессионального образования. Распоряжение Министерства общего и профессионального образования Российской Федерации от 23.07.1999 г. № 893-14 «Об утверждении государственного образовательного стандарта высшего профессионального образования в части перечня направлений подготовки и специальностей университетского образования» утвердило на период формирования государственных образовательных стандартов высшего профессионального образования второго поколения примерный Перечень направлений подготовки и специальностей высшего профессионального образования в части образовательных областей и специальностей университетского образования. Указанным распоряжением, в частности, теология (код – 520200) утверждена в качестве одного из направлений подготовки (в образовательной области 520000 – Гуманитарные и социально-экономические направления). Министерством образования Российской Федерации 8 ноября 2000 г.[11] был утвержден Перечень направлений подготовки и специальностей высшего профессионального образования, согласно которому теология является одним из направлений подготовки бакалавров и магистров и одной из специальностей подготовки дипломированных специалистов. Общероссийский классификатор специальностей по образованию, утвержденный Постановлением Госстандарта России от 30.09.2003 г. № 276-ст.[12], устанавливает следующие специальности и направления подготовки: Бакалавр теологии; теолог, преподаватель; магистр теологии[13].

Судя по вышеприведенной цитате из доклада Н. Митрохина, очевидно и непонимание им различий между понятиями «предмет» и «специализация».

Еще одна сентенция Н. Митрохина, демонстрирующая его некомпетентность: «Если ранее “теология” была лишь направлением образовательной деятельности, то с введением нового стандарта она оказалась введена в список признанных государством профессий», – показывает непонимание различия между специальностью и профессией. Здесь же появляется некий известный лишь ему «список».

Следует отметить, что не существует такая процедура, как «сертификация вузов по стандарту», про которую пишет Н. Митрохин: «Проректор ПСТБИ по науке иерей Константин Польсков стал секретарем отделения УМО… и реально контролирует процесс сертификации вузов по этому стандарту, окончательно принятому в 2002 г.»

Существуют государственное лицензирование и государственная аккредитация образовательного учреждения высшего профессионального образования, но никак не «сертификация вуза».

Как можно объяснить указанные ошибки Н. Митрохина, который заявляет, что «доклад был подготовлен на основе официальных материалов государственных и церковных организаций, прессы, а также интервью с сотрудниками системы образования»? Терминологическая путаница, переполняющая доклад, позволяет сделать однозначный вывод о том, что его автор или читал упомянутые документы весьма поверхностно или же не читал вовсе, а доклад основан на многочисленных малоадекватных «отражениях» реальной ситуации в различных СМИ. Что касается интервью с «сотрудниками системы образования», то такие сотрудники бывают разные – школьный дворник, лаборант вуза или заместитель директора образовательного учреждения, ведающий хозяйственными вопросами, – это все тоже «сотрудники системы образования».

И что означают слова Н. Митрохина о том, что стандарт по теологии окончательно был принят в 2002 г.? А до этого как – предварительно?

Кроме того, в докладе Н. Митрохина прослеживается непонимание им сути обсуждаемых процессов и содержания связанных с ними документов.

Название Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» в докладе приводится с ошибками: «закон “О свободе совести и религиозных объединениях”».

Чукотка у Н. Митрохина внезапно переместилась на Север-Запад России: «А молодой православный священник, направленный по окончании Московской духовной академии на крайний северо-запад России, в Чукотскую епархию…».

Многочисленные мелкие и значительные ошибки совокупно создают несоответствующую действительности картину «клерикализации» Русской Православной Церковью светской системы образования в стране, представляя ситуацию в обсуждаемой сфере в духе общественной конфронтации.

Наличие в докладе Н. Митрохина множества ошибочных утверждений позволяет подвергнуть сомнению основополагающие выводы как базирующиеся на явно неверных или искаженных предпосылках.

Отметим еще ряд ошибочных и заведомо ложных утверждений Н. Митрохина.

Н. Митрохин искажает смысл содержания Письма Министерства образования Российской Федерации от 4 июня 1999 г. №14-53-281ин/14-04 «О предоставлении религиозным организациям возможности обучать детей религии вне рамок образо­вательных программ в помещениях государственных и муниципальных образовательных учреждений»: «Первым успехом Церкви стало письмо министра образования от 4 июля 1999 г. «О предоставлении религиозным организациям возможности обучать детей религии вне рамок образовательных программ в помещениях государственных и муниципальных образовательных учреждений». Этот документ позволял религиозным общинам проводить уроки воскресных школ в стенах государственных (с разрешения директора школы, конечно). Однако, как быстро выяснилось, это мало что дало РПЦ. Проблема была не в помещениях, а в числе желающих посещать такие занятия».

К моменту выхода указанного письма уже почти два года действовала норма пункта 4 статьи 5 Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях», согласно которой «по просьбе родителей или лиц, их заменяющих, с согласия детей, обучающихся в государственных и муниципальных образовательных учреждениях, администрация указанных учреждений по согласованию с соответствующим органом местного самоуправления предоставляет религиозной организации возможность обучать детей религии вне рамок образовательной программы». Кроме того, в июле 2003 г. вышеуказанное письмо было отменено, а по данному вопросу Министерство образования Российской Федерации 1 июля 2003 г. издало Приказ  №2833 «О предоставлении государственными и муниципальными образовательными учреждениями религиозным организациям возможности обучать детей религии вне рамок образовательных программ», по существу, продублировавший указанную норму Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях».

Следует отметить, что указанная норма сегодня достаточно редко применяется. Где были условия для организации таких занятий по обучению религии, где имелась возможность детям приходить на занятия во второй половине дня, там такое обучение было реализовано. Однако существует большая проблема перегрузки учащихся, им просто некогда заниматься во второй половине дня и специально приходить для этого в школу во второй раз за день, особенно в городах. Фактически, это была помощь тем приходам, которые не имели возможности проводить подобные занятия на своих площадях, не имели приспособленных помещений. По мере получения такой возможности приходы стали проводить занятия при храмах. Данная норма была направлена на обеспечение не столько интересов Русской Православной Церкви (или иных религиозных организаций), сколько  интересов учащихся. Отсутствие средств у родителей для оплаты таких занятий, отсутствие в большинстве случаев интереса у приходов организовывать такие занятия – вряд ли все это может быть основанием для нагнетании истерии вокруг «неумеренности аппетитов» Русской Православной Церкви.

Тот факт, что указанная норма мало используется, как раз и свидетельствует об отсутствии клерикальной экспансии Русской Православной Церкви в сфере образования, в противном случае предпринимались бы попытки организовать такие занятия в каждой школе, но этого нет, никто не «загоняет детей» на уроки религиозного образования.

 

Предвзятость и необъективность доклада Н. Митрохина

Совершенно предвзятым и необъективным делают доклад Н. Митрохина его постоянные ни на чем не основанные «домысливания».

К примеру, Н. Митрохин пишет: «В курсе ОПК, предлагаемом Ярославским областным ИПКиПРО еще с 1999 г., школьники должны были принять участие в “уроке-игре” “Эдем” (по всей видимости, ходить в костюмах Адамы и Евы)». Слова «по всей видимости» четко указывают на предположение, сделанное в данном случае Н. Митрохиным, а поскольку никаких доказательств для обоснования такого своего предположения Н. Митрохин не приводит, то такого рода предположения являются бессмыслицей. Полет фантазии Н. Митрохина не ограничен ни требованиями правдивости, ни моральными соображениями, ни здравым смыслом, не говоря уже о научной объективности.

В этом же ряду утверждение о том, что сторонники идеи преподавания православной культуры в светских школах «вынуждены преодолевать сопротивление со стороны четырех основных групп: детей, для которых любая новая нагрузка в тягость; родителей, не желающих обучения их детей “фанатизму”; основной массы педагогов, имеющих свое представление о нравственном идеале, который должен быть внушен подрастающему поколению; и либеральных общественно-политических организаций, видящих в усилении влияния РПЦ в общественных институтах угрозу демократическому развитию России и нарушение прав других религий и конфессий». Неубедительность своей аргументации Н. Митрохин стремится прикрыть манипулированием сознанием читателей. Именно поэтому он описывает количественные характеристики учителей, резко выступивших против преподавания православной культуры, словосочетанием «основная масса». Хотя такие оценки бездоказательны. У Н. Митрохина все так в докладе – берет интервью у 1–2 учителей и экстраполирует их оценки на все сообщество школьных учителей. Радикальные либертаристы Е.В. Ихлов и Н.В. Шабуров у Н. Митрохина выражают мнение всей демократической общественности, и даже сомневаться в этом читателю не полагается. Эти же лица преподносятся как безусловно компетентные и авторитетные эксперты (в чем, кто из известных специалистов их так оценивает?).

Но особенно удивляет абсурдная сентенция (в этом фрагменте Н. Митрохиным использован известный литературный прием – приписывание вымышленным персонажам своих авторских слов) о том, что усиление влияния само по себе есть нарушение чьих-то прав. Это, несомненно, является новацией в теории прав и свобод человека.

Что касается обозначенного Н. Митрохиным в процитированном фрагменте отождествления преподавания православной культуры с религиозным фанатизмом, то это голословное утверждение – не более чем психологическая манипуляция, обусловленная нетерпимостью Н. Митрохина к православному христианству. Подобного рода манипуляций в докладе Н. Митрохина имеется множество.

 

Смысловые подмены и психологические манипуляции в докладе Н. Митрохина

Самая главная подмена в докладе Н. Митрохина – это противопоставление: «сторонники клерикализации образования» – «защитники светского государства», относя ко вторым себя и своих единомышленников, а к первым – всех, кто не разделяет его точку зрения. Суть манипуляции заключается в том, что ни сам Н. Митрохин, ни его единомышленники, поименованные в докладе, не являются защитниками светского государства и светскости образования, а все те, кого Н. Митрохин отнес к противникам светского государства и «сторонникам клерикализации образования», не являются таковыми. Читателю навязывается мнение о том, что, якобы, только идеологическая позиция Н. Митрохина корреспондирует «идеям демократии и прав человека». Но этот тезис полностью опровергается содержанием доклада Н. Митрохина, переполненного необоснованными оценками и нетерпимостью к православному христианству.

Одним из некорректных приемов, по существу – манипуляцией, в докладе Н. Митрохина является необоснованное и ложное вменение Русской Православной Церкви конфронтационного отношения к правам человека: «Поддерживаемой государством светскости образования Церковь противопоставляет религиозное мировоззрение, гуманистическому мировосприятию (ставящему личность человека в центр внимания) – христианское (уделяющему основное внимание Богу), идее прав человека – ценности коллективизма».

В связи с этим необходимо подчеркнуть, что мировая традиция признания, закрепления и гарантий прав человека восходит к христианской религиозной традиции, поэтому такое противопоставление совершенно необоснованно. Как необоснованно полярное и конфронтационное противопоставление устремлений Русской Православной Церкви и ценностей светского государства.

В пользу знакомства учащихся с православной культурой, утверждает Н. Митрохин, можно только верить. Полезные результаты такого ознакомления, по Н. Митрохину, сами по себе, есть нечто из области религиозного: «Во многих школах найдутся одна-две учительницы, верящие в полезность православного образования, хотя не всегда при этом регулярно посещающие храм».

Ярким примером психологической манипуляции является утверждение: «И если в настоящее время в России заходит речь о клерикализации образовательной сферы, то ни у кого не вызывает сомнений, что речь идет об усилиях РПЦ в этом направлении».

Ни предложения муфтия Равиля Гайнутдина о введении квотирования мест в вузах по религиозному признаку – только для мусульман Совета муфтиев России; ни проекты заместителя председателя Комиссии по вопросам религиозных объединений при Правительстве Российской Федерации А.Е. Себенцова по созданию исламского университета в Москве, который ежегодно полностью на государственные бюджетные средства выпускал бы 50 муфтиев и имамов, обучая их на полном государственном пансионе; ни вторжение в государственные и муниципальные образовательные учреждения сект – ничто не представляет для Н. Митрохина угрозы клерикализации (о неадекватности понятия – см. выше). По Н. Митрохину, угрозы «клерикализации», принципиально, могут исходить только от православных, в этом суть и пафос доклада, и все читатели доклада обязаны это осознать и некритически принять в качестве аксиомы.

Н. Митрохин в целом ряде мест опровергает сам себя, в том числе и по поводу угроз «православной клерикализации». Например: «Реальный уровень воцерковления школьников в ходе подобных поездок, на наш взгляд, не слишком высок, поскольку большая их часть также воспринимает поездки как приключение более светского, чем религиозного характера». Тогда в чем вообще проблемы? В чем состоят те пресловутые угрозы, о которых так много пишет Н. Митрохин?

Отметим неадекватность терминологии Н. Митрохина. Сложно представить себе школьника, который воспринимает экскурсионную поездку как «приключение светского характера». Что это такое? И что в таком случае «приключение религиозного характера»?

Утверждение Н. Митрохина о том, что «в течение весны-лета 2003 г. министерство пришло к решению о необходимости изменения названия курса на “Основы мировых религий”», так же содержит подмену.

Курс «Православная культура» как религиозно-культурологический курс и одна из форм религиозного образования (курс, религиозный по содержанию и светский по форме реализации) существенно отличается по своему содержанию от философско-религиоведческого курса изучения основных сведений о мировых религиях. Поэтому в пресс-релизе Министерства образования Российской Федерации от декабря 2002 г. и в Письме Министерства образования Российской Федерации №01-51-013ин от 13 февраля 2003 г. в органы управления образованием субъектов Российской Федерации ничего не говорилось в отношении изменения названия курса. Заявление о таком изменении было бы просто бессмысленным, поскольку речь идет о принципиально разных учебных курсах[14].

Н. Митрохин пишет: «Таким образом, образовательная система стала первой частью государственного механизма, преодолевшей конституционный принцип отделения Церкви от государства. При существующей специальности «религиовед», которая обеспечивала общество и власть достаточным количеством специалистов в религиозных вопросах, введение специальности «теолог» (то есть фактически «религиовед», но верующий и обученный в рамках определенной конфессии) послужило средством перекачки средств в образовательную систему узкого круга «традиционных конфессий», список которых определяет даже не государство, а де-факто Московская Патриархия».

Нет никаких социологических данных о большей востребованности российским обществом философов-религиоведов, чем теологов, тем более при том существующем сегодня в российском религиоведении кризисе, о котором много говорят и сами религиоведы.

Отметим также здесь очередную явную подмену, поскольку заявления о ненужности теологов в силу наличия религиоведов равносильны по своей логике заявлениям о ненужности стоматологов, поскольку и так уже существуют дерматологи, или заявлениям о ненужности юристов, ибо есть религиоведы. Хотя, впрочем, последняя позиция сегодня, действительно, навязывается. Религиоведы одним лишь фактом получения религиоведческого образования (качество его – это еще большой вопрос, судя по конвейерному производству отдельными религиоведами безграмотных экспертиз в обеспечение интересов религиозных объединений, традиционно относимых исследователями к сектам) выставляют себя в качестве универсальных специалистов во всем. Как отмечал государственный советник юстиции III класса В.Н. Жбанков[15], так уж повелось в сегодняшней России, что каждый «религиовед» (даже будущий!) по одному лишь самоопределению уже – «безусловно высококвалифицированный и очень компетентный абсолютно во всех правовых вопросах юрист», даже если он не прочел за свою жизнь ни одной книги на правовую тематику и не написал ни одной научной юридической статьи. Столь же «компетентны» многие религиоведы и в теологии. Яркий тому пример – Н.В. Шабуров.

И хотя в России, несомненно, имеются религиоведы-философы и историки, компетентные как в вопросах правового регулирования отношений между государством и религиозными объединениями, так и в теологии, религиоведами заместить теологов нельзя, поскольку у религиоведения и теологии разная специфика, принципиально разные методологические и мировоззренческие подходы к религии.

Еще одна подмена: «Введение ОПК без очевидного учета мнений школьников и их родителей (а также большей части учителей) является массированным вторжением нового предмета в образовательную среду».

Если такой курс вводится на основе добровольности выбора (а именно это условие Минобразования России заявляло в качестве определяющего), то это уже является учетом мнения школьников и их родителей. Действительно, если не захотят учащиеся или если не разрешат их родители, то такой курс и не приживется в силу его невостребованности. Если же учащиеся и их родители выразят желание, то о каком отсутствии учета их мнения можно вести речь?

То, что в регионах такие курсы реализуются исключительно на основе добровольности выбора, признает сам Н. Митрохин в своем докладе: «По данным А.А. Титовой, всего в городе Тула в 2003/2004 учебном году ОПК читался не более чем 700 детям, что не соответствует численности и одной полноценной городской школы». А остальные учащиеся? Не захотели? Тогда из этого следует, что принцип добровольности был соблюден. Или они с большими сложностями отбились от попыток принудить их изучать православную культуру? Тогда где конкретные факты такого принуждения в городе Туле?

Из того же ряда подмена: «Сама по себе катехизация в стенах школы, если она не принудительна, не противоречит демократии». К слову, для чего в таком случае было нагнетать истерию вокруг «клерикализации образования»? Подмена же состоит в том, что курс преподавания православной культуры не является катехизацией.

Учебный курс «Православная культура» – это светский по форме и религиозно-культурологический по содержанию курс. Это – не катехизация, не Закон Божий, который может быть реализован в стенах государственных и муниципальных образовательных учреждений в соответствии с порядком, установленным пунктом 4 статьи 5 Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» и Приказом Министерства образования Российской Федерации от 1 июля 2003 г. № 2833. Такое смешение понятий типично для критиков идеи преподавания православной культуры в светских школах, не имеющих правовых доводов, а потому делающих вид, что не слышат никаких аргументов об их принципиальном различии.

Тезис Н. Митрохина: «Министерство образования в свою очередь опротестовало собственное письмо и заявило о разработке нового курса» – является ложным, сознательно вводит читателей доклада в заблуждение. Письмо Министерства образования Российской Федерации от 22.10.2002 № 14-52-876ин/16 и сопровожденный им материал носили информативный характер, поэтому не могут быть «опротестованы». Да и не опротестовывало Министерство образования указанное письмо, здесь Н. Митрохин вводит читателя в заблуждение, выдавая желаемое за действительное. Не стало таким опротестованием и письмо Минобразования России от 13.02.2003 № 01-51-013ин, содержавшее дополнительные разъяснения к письму Минобразования России от 22.10.2002 №14-52-87ин/16.

Еще одной манипуляцией являются настойчивые попытки Н. Митрохина представить истерику нескольких десятков ненавистников православия как широкий «общественный скандал»: «После разразившегося скандала вокруг письма В. Филиппова от 22 октября 2002 г. отношение федеральных органов к ОПК с начала 2003 г. по лето 2004 г. несколько раз очевидным образом менялось». Никакой скандал вокруг указанного письма не разразился, были скандальные заявления ничтожно малого числа граждан, нетерпимых к православному христианству. Такая подмена реально помогает Н. Митрохину нагнетать истерию, манипулировать мнимыми угрозами демократии и светскости государства.

 

Манипулирование мнимыми угрозами, нагнетание истерии

Еще одной подменой, одновременно нагнетающей истерию, является следующий тезис Н. Митрохина: «Неприятие этно-национализма, таким образом, есть сегодня одно из оснований подозрительного отношения к введению ОПК (и аналогичных предметов, например, ислама и неоязычества) в школе».

Интересно, причем здесь преподавание неоязычества в школе? Совершенно очевидно, что никакого неоязычества в России не существует в смысле религиозной традиции. Все существующие сегодня религиозные и общественные объединения неоязычников имеют религиозное вероучение, полученное путем искусственной реконструкции язычества, причем по большей части мнимой реконструкции, то есть, за очень редким исключением, это – «новоделы». Следовательно, и речи быть не может о преподавании неоязычества в школе, так как ни с какой культурой это не связано. Преподавание какого именно неоязычества обсуждает здесь Н. Митрохин? Радикального вероучения «Церкви Нави» или, может быть, учения «Мертвая вода» религиозного объединения «К Богодержавию», пропагандирующего неполноценность христиан, мусульман и иудаистов по признаку отношения к религии?

В данном случае очевидно использование Н. Митрохиным психологической манипуляции, направленной на внедрение ложной установки: если будут введены курсы православной культуры, ислама, протестантизма, то следующими на очереди будут неоязычники, сатанисты, мормоны и пр. Такое нагнетание истерии преследует и еще одну провокационную цель – вовлечь в дискуссию неоязыческие религиозные объединения, отличающиеся наиболее яркой и незамутненной демократическими условностями ненавистью к христианству.

В отсутствие правовых аргументов Н. Митрохин вынужден использовать неэтичный прием – голословно обвинять сторонников преподавания православной культуры в провоцировании ксенофобии и антисемитизма.

До сих пор ни один критик преподавания религиозной культуры (православной культуры, культуры ислама, культуры иудаизма и т.д.) в светских школах не привел фактов (конкретных фактов, а не общих рассуждений и «опасений»!) того, что в том или ином регионе прослеживается четкая и доказанная причинно-следственная связь введения преподавания религиозной культуры в школах и роста межрелигиозной ненависти и вражды. Очевидно, за их неимением.

На самом деле, одним из главных оснований нетерпимости (а не «подозрительности»!) ко всякой возможности преподавания православной культуры в светской школе являются ненависть и нетерпимость к православному христианству. На этой ниве публично обозначились практически все основные критики идеи преподавания православной культуры в светской школе – И.М. Хакамада, А. Волин, Е.В. Ихлов, Л.А. Пономарев, Э.Д. Днепров и др. Вряд ли Н. Митрохин сможет внятно объяснить, почему у указанных деятелей и у него самого нет никакого «подозрительного отношения» к преподаванию культуры иудаизма, например – в московских образовательных учреждениях с еврейским этнокультурным компонентом образования, или к преподаванию ислама в общеобразовательных учреждениях Северного Кавказа или Татарстана. И действительно, поскольку такие учебные курсы реализуются на основе добровольности выбора, то эта практика не вызывает никаких негативных эмоций у русских или представителей иных народов. Это вполне правомерно, если соблюден принцип добровольности.

Вообще в России складывается совершенно сюрреалистическая ситуация. Представители еврейских религиозных организаций заявляют, что если курсы православной культуры будут реализованы исключительно на основе добровольности выбора и под контролем государства, то они не имеют возражений.

Так, Конгресс еврейских религиозных организаций и объединений в России заявил о своей поддержке усилий Министерства образования Российской Федерации по оказанию помощи государственным и муниципальным органам управления образованием и образовательным учреждениям в области изучения религиозной культуры народов России в светских школах России: «Конгресс еврейских религиозных организаций и объединений в России считает, что право граждан на выбор образования и воспитания для своих детей в соответствии со своими убеждениями неоспоримо. Российские дети вправе получать в государственных и муниципальных образовательных учреждениях образование, сообразное их национальной культуре, реализуемое в соответствии с государственными стандартами, но с учетом ценностей народа, к которому ребенок принадлежит, и страны, в которой ребенок проживает. Православные дети так же вправе получать на основе добровольного выбора знания о православной культуре, как и еврейские дети - знания о родной для них культуре иудаизма, мусульманские дети – об исламской культуре. Если мы хотим вырастить действительно цивилизованное поколение детей, то обязательно нужно преподавать знания о ценностях родной для них религиозной традиции в светской школе. На наш взгляд, это также будет способствовать искоренению радикального национализма и религиозной ненависти. Другой вопрос, что все должно быть в меру, в рамках действующего законодательства и при полном отсутствии принуждения к выбору курса религиозного образования»[16].

Но представители идеологии либертаризма, к каковым относится и Н. Митрохин, как бы не замечают позиции авторитетной организации евреев-иудаистов, стараются ее игнорировать, заявляя, что введение курса православной культуры оскорбит евреев, навязывая точку зрения о том, что им лучше известно, что требуется российским евреям и что им угрожает.

Либертаристы постоянно пытаются показать, что лучше знают, что нужно, а что не нужно русским, что нужно народам, культура которых связана с исламом. Они всюду диктуют свою установки и выставляют себя носителями абсолютной истины, игнорируя конституционные нормы об идеологическом многообразии в Российской Федерации и недопустимости установления какой-либо идеологии в качестве государственной или обязательной (части 1 и 2 статьи 13 Конституции Российской Федерации), навязывают всем свое частное и пронизанное собственной крайне нетерпимой идеологией мнение.

Н. Митрохин называет проведенные православными авторами исследования сект и псевдообразовательных оккультно-религиозных идеологий «жестко ангажированными экзерсисами». Однако нет никаких оснований для того, чтобы оценивать как объективные исследования заявленных тем труды самого Н. Митрохина, отличающиеся высокой тенденциозностью, насыщенные утверждениями, не соответствующими действительности, и идеологизированными жесткими инвективами. Тем более, основанные на аргументах политико-идеологической «целесообразности» – с точки зрения его, Н. Митрохина, идеологических предпочтений.

Но в таком случае это просто субъективные взгляды самого Н. Митрохина на преподавание православной культуры в светских школах и иные формы взаимодействия государства и Русской Православной Церкви в области образования. Если для Н. Митрохина и его единомышленников все это – нецелесообразно, то для многих других людей – целесообразно.

В докладе Н. Митрохина нет убедительных доказательств приведенных им утверждений. Практически все его выводы основываются на частных фрагментарных наблюдениях, высказываниях неспециалистов, домыслах самого Н. Митрохина, идеологически обусловленных голословных внушениях.

Далее, в докладе говорится: «Как выяснилось в ходе подготовки доклада, уровень консолидации сторонников ОПК, их количество и глубина проникновения в систему образования намного превышают возможности либеральных структур гражданского общества… Хотя уровень взаимодействия между православными педагогами еще может совершенствоваться, он уже на порядок выше, чем у либералов в образовательной среде и их алармистской части в правозащитном движении. Ситуация вокруг учебника Бородиной ярко отразила эту ситуацию. Сторонники ОПК смогли представить суду десятки “экспертиз” от людей с учеными степенями, подтверждающих их точку зрения, против единственной, написанной либералом (качество экспертиз было примерно одинаковым). Именно по этой причине каждое следующее “дерганье тигра РПЦ за хвост” со стороны правозащитников и либералов может иметь для движения все более неприятные последствия. Либеральные группы не только не имеют возможностей мобилизовать своих сторонников, но и практически не имеют представления об оппонентах и их возможностях, а следовательно, не могут адекватно просчитать последствия своих действий и приготовиться к вариантам развития ситуации».

В процитированном фрагменте доклада Н. Митрохин явно пытается «выдавить» сочувствие западных спонсоров. Дескать, «темные силы» православных фундаменталистов не дремлют, проникли в систему образования. Такое нагнетание истерии, вероятно, имеет своей целью увеличение международными организациями финансовой поддержки российских «правозащитников». Исказив существующую ситуацию, фальсифицировав мнимые угрозы массового «антисемитизма», «русского национализма»[17] и всеобъемлющей ксенофобии, можно выжать из европейских грантодателей средства на создание «систем мониторинга», на навязывание толерантизма и создание «новых общероссийских идентичностей» взамен «устаревших» национально-культурных идентичностей русских, татар, народов Северного Кавказа и других народов России.

В действительности, только одно неоднократно упоминаемое в докладе Н. Митрохина Общероссийское общественное движение «За права человека» и его активисты – Л.А. Пономарев и Е.В. Ихлов (по терминологии Н. Митрохина – «основной “мотор” правозащитной кампании против ОПК») – имеют больший уровень финансового обеспечения, чем могут собрать сторонники учебного курса «Православная культура» во всех регионах России на блокирование ксенофобских выпадов Л.А. Пономарева и Е.В. Ихлова. Эту организацию неоднократно обличали в лжеправозащитном характере ее деятельности, в возбуждении ею вражды. Так, глава Совета богословов Центрального духовного управления мусульман России, заместитель Председателя Центрального духовного управления мусульман России, муфтий Фарид Салман заявил, что Л.А. Пономарев и Е.В. Ихлов «прославились ксенофобскими, пронизанными религиозной и национальной ненавистью и нетерпимостью заявлениями относительно христианства и ислама»[18].

Что касается упомянутой экспертизы «либерала» Н.В. Шабурова в разбирательствах вокруг учебного пособия А.В. Бородиной «Основы православной культуры», то утверждать о ее качестве, как сопоставимом с качеством оппонирующих экспертных заключений, – это выдавать желаемое за действительное. В заключении Н.В. Шабурова, которого вообще нельзя было привлекать к производству такого рода экспертизы, поскольку он являлся автором учебного пособия, в некоторой мере конкурирующего с учебным пособием А.В. Бородиной, начисто отсутствовала всякая аргументация его голословных выводов о том, что, якобы, пособие А.В. Бородиной содержит «высказывания, оскорбительные для представителей еврейского народа», а некоторые тезисы ее учебного пособия «не имеют ничего общего с исторической действительностью и носят откровенно антисемитский характер» и «способствуют возбуждению межнациональной розни и ксенофобии»[19].

Н.В. Шабуров никому не известен как специалист в области изучения феномена религиозной ненависти и вражды, не имеет научных трудов, публикаций, заключений по данной проблематике (во всяком случае, не имел на тот момент), не является специалистом в области лингвистики или психологии, чтобы давать компетентную оценку содержания тех или иных текстов. Поэтому в данном случае он – самозваный «специалист», а его бездоказательные выводы не могут восприниматься как убедительные. Кроме того, его заключение подверглось детальному критическому анализу целым рядом квалифицированных специалистов[20], которые доказали его необоснованность и несостоятельность. Приблизительно в то же время выяснилось, что собственное учебное пособие Н.В. Шабурова содержит антисемитские положения[21] и к тому же достаточно плохо продается, залежалось на полках магазинов учебной литературы, что, возможно, и вызвало особую его неприязнь к «конкурентам».

Показательно и использование Н. Митрохиным в выше процитированном фрагменте слова «экспертиза» применительно к «сторонникам основ православной культуры» в кавычках, тогда как это же слово применительно к произведению Н.В. Шабурова использовано без кавычек. Тем самым Н. Митрохин априори подвергает сомнению качество любых экспертных заключений, подготовленных людьми с убеждениями, отличными от убеждений Н. Митрохина. В Западной Европе такой подход применительно к межнациональным и межрелигиозным отношениям называется расизмом. В России – пока просто непорядочным отношением к оппонентам.

Основной идеей, пронизывающей весь доклад Н. Митрохина, является обвинение Русской Православной Церкви в подавлении государственной системы образования и в антиконституционной деятельности.

Так, Н. Митрохин вменяет Русской Православной Церкви следующее:

«образовательная система стала первой частью государственного механизма, преодолевшей конституционный принцип отделения Церкви от государства»;

«идеологические основы деятельности Церкви, закрепленные и в ее документах, например, «Основах социальной концепции РПЦ», и в сознании ее священников и активистов, находятся в противоречии со всей концепцией российского образования»;

«Введение ОПК – первый шаг на пути к клерикализации образования (под которым понимается проникновение РПЦ в школы и вузы) и уже он ведет к долговременным социальным последствиям не только в образовательной, но и в других сферах общества… У РПЦ нет внутренней границы, на которой ей хотелось бы остановиться в деле проникновения в систему государственного образования. За введением ОПК должно последовать усиление и увеличение преподавания этого предмета, постепенное превращение его в полноценный “Закон Божий”, затем теизация остальных предметов. Многие сторонники и активисты РПЦ вообще хотели бы полного превращения государственного образования в де-факто систему монастырских пансионов».

По существу, Н. Митрохин здесь обвиняет Русскую Православную Церковь в антигосударственной деятельности! Очевидно, что все эти прогнозы апокалиптического для светского государства будущего никак не корреспондируют действительности и реальным предпосылкам дальнейшего развития ситуации в обсуждаемой области. Зато такое нагнетание ситуации вполне отвечает целям доклада Н. Митрохина.

Инвертирование ситуации через подмену мест жертвы и агрессора – это один из типичных приемов манипуляции в арсенале либертаристов.

Вспомним, что так называемый «светский гуманизм»[22] стал идеологической основой для массового истребления людей во время Французской революции, «светский атеизм» («научный атеизм», «воинствующий атеизм») в нашей стране стал существенным элементом тоталитарной идеологии геноцида русского и других народов большевистским режимом в 1917–1930-е гг. Но обществу все равно постоянно навязывается инвертирование ситуации: жертва выставляется экстремистом, а тоталитарные идеологии, лежащие в основе преступных кровавых, антигуманных в подлинном смысле этого слова, режимов, – выставляются в качестве демократических и правозащитных.

Все эти запугивания и все это нагнетание истерии осуществляются Н. Митрохиным в лучших традициях большевистских идеологических и репрессивных структур и идеологов антирелигиозной травли.

Н. Митрохин не понимает, что тенденциозная антицерковная истерия уже безнадежно устарела и не находит положительного отклика у российских читателей, в том числе у либералов. Потому-то и первая критика доклада Н. Митрохина прозвучала со стороны даже не православных, а либерально настроенных специалистов (А. Верховский[23] и др.). Причем это была критика, выдающая хотя и позицию, не согласную с позицией сторонников преподавания православной культуры в светской школе, но позицию вполне умеренную, вменяемую и аргументированную, в отличие от кликушества Н. Митрохина.

 

Негативное отношение и нетерпимость к православному христианству и русскому народу

Н. Митрохин пишет: «РПЦ не желает (и не в силах) изменить существующие у большей части духовенства и воцерковленных мировоззренческие установки (включая приверженность монархизму как идеальной форме государственного устройства, этнонационализму, конспирологическим теориям, презрению к светскому законодательству и ксенофобии в отношении европейской цивилизации)».

Обвинения всей Русской Православной Церкви, в которой есть, как и в любой другой религиозной организации, разные люди, имеющие по многим вопросам не всегда совпадающие взгляды, в «презрении к светскому законодательству», в «приверженности этнонационализму и конспирологическим теориям» и в «ксенофобии в отношении европейской цивилизации» – есть намеренное стремление Н. Митрохина дискредитировать Русскую Православную Церковь. Причем дискредитировать именно в глазах западной общественности, должностных лиц Европейского Союза и США. Именно на эту целевую аудиторию и рассчитан доклад Н. Митрохина.

Обвинение православных в «презрении к законодательству» – это уже просто абсурд и глупость.

Что касается обвинения Русской Православной Церкви в «приверженности конспирологическим теориям», то Н. Митрохин, как выясняется из его доклада, сам – большой поклонник конспирологии и с маниакальным упорством готов везде искать заговор. К примеру, он пишет: «В “Основах социальной концепции РПЦ” есть отдельные главы, посвященные труду, экологии и биоэтике, но нет отдельного раздела об образовании. Эта тема находится в главе, определяющей отношение Церкви к науке и искусству, и ей посвящены всего 8 абзацев весьма расплывчато и довольно противоречиво сформулированного текста. Нам представляется, что подобная неразработанность темы в официальном документе не случайна, поскольку оставляет большой простор для конкретных действий православных лоббистов».

И действительно, чем еще, на взгляд Н. Митрохина, как не вселенским заговором «православных ксенофобов» можно объяснить отсутствие в Основах социальной концепции Русской Православной Церкви детального изложения позиции по вопросам образования? Особенно если хочется во всем видеть происки «врагов демократии»!

Весьма недостаточное количество церковных специалистов в области образования; существующие только на бумаге «православные лицеи»[24] (по мнению Н. Митрохина, видимо, просто законспирированные); принесшая Русской Православной Церкви больше вреда, чем пользы деятельность К.А. Чернеги; активное участие сотрудника Отдела внешних церковных связей Русской Православной Церкви, заместителя главного редактора журнала «Православный вестник» священника Александра Макарова[25] в деятельности ноосферитского[26] Фонда поддержки образования «Ноосфера», принуждающего русских детей учить турецкий и тибетский языки и навязывающего идеологию толерантизма (вместе с идеологией ноосферизма), – все это, на взгляд Н. Митрохина, видимо, и есть неоспоримые доказательства «заговора» православных фундаменталистов!

Таким нехитрым образом осуществляется еще одна подмена – проблемы подаются как некие свидетельства «заговора».

Показательно, что возмущение Н. Митрохина вызывает даже самоидентификация русских в качестве русских: «Характерно высказывание директора Рязанской православной гимназии протоиерея Алексия Шелихова в интервью, собранном в рамках проекта: “Мы русские, а не безликие европейские, часть общеевропейской нации”» (см. контекст данного тезиса в докладе – сноска к обвинению Русской Православной Церкви в «ксенофобии в отношении европейской цивилизации»). Совершенно не ясно, чем возмущается Н. Митрохин. Эти слова православного священника о том, что наша страна имеет русское большинство и, следовательно, государственная политика в России в области образования и культуры должна корреспондировать русской культуре, справедливы. Аналогичные заявления открыто высказываются и поддерживаются значительной частью общества во Франции, Германии, Италии, Бельгии, Финляндии, США, Израиле, Японии и др. странах мира. Н. Митрохин отказывает русским в праве называться русскими? Русские, украинцы, татары, евреи, представители иных народов России должны немедленно «перековаться» в кого? В серую массу, не имеющую культурных корней, но зато исповедующую единую идеологию всеобщего усреднения? Возможно, для Н. Митрохина и его единомышленников будет откровением, что с демократическими либеральными ценностями такие подходы совсем никак не совместимы.

Нетерпимость Н. Митрохина к Русской Православной Церкви проявляется не только в прямых нападках на нее и приписывании ей заведомо не соответствующих действительности взглядов и устремлений, но и в откровенно провокационных утверждениях.

Так, Н. Митрохин пишет: «В Орле, где ОПК стал обязательным предметом в 2001 г., в последние годы все 17 храмов города подверглись нападениям неизвестных вандалов».

Совершенно очевидно, что в контексте содержательной направленности доклада данное высказывание призвано создать у читателей впечатление, что введение преподавания православной культуры в светских школах региона приводит к экстремизму, а также к актам вандализма, и прежде всего – в отношении самих же православных. Этим навязывается ложный вывод о том, что будто бы введение преподавания православной культуры в светских школах региона вызывает широкие массовые протесты вплоть до чуть ли не общественных волнений и погромных настроений. Но ведь никто, по крайней мере – из московских сторонников преподавания православной культуры в светских школах и из руководства Русской Православной Церкви, никогда не требовал введения общеобязательного для всех курса «Православная культура» в светских школах. Речь шла и идет сейчас об основанном исключительно на добровольности выбора учебном курсе! Если родители не желают, чтобы их ребенок систематически получал знания о православной культуре, он их и не получает. Тогда в чем проблема и в чем причины актов вандализма в г. Орле? Может быть, в элементарной нетерпимости к православным, спровоцированной пропагандистской деятельностью либертаристов? Тогда причем здесь учебный курс «Православная культура»?

Н. Митрохин не в состоянии доказать причинно-следственную связь преподавания православной культуры в школах г. Орла и фактов вандализма. Но этого и не требует жанр, в котором работает Н. Митрохин.

Высшей точкой проявления ненависти и нетерпимости к Русской Православной Церкви и православному христианству является обвинение Н. Митрохина тех, кто «смеет» привязывать религиозную идентичность к национальной идентичности, в антиконституционности деятельности: «Еще более умеренные и почти повсеместно распространенные идеологемы, связываемые сегодня с православием, – отвержение концепции прав человека (в ее европейской форме), пренебрежение ценностью демократии, тесная привязка религиозной идентичности к этнической и т.д., – по существу направлены против основ конституционного строя России».

Очевидно, что данное обвинение Н. Митрохин адресует именно русским и православным. Обвинение в направленности их деятельности против основ конституционного строя Российской Федерации – это стремление навязать читателю точку зрения о том, что, якобы, деятельность Русской Православной Церкви и православных граждан носит преступный характер, поскольку глава 29 Уголовного кодекса Российской Федерации объединяет статьи, устанавливающие ответственность за преступления против основ конституционного строя и безопасности государства. Здесь Н. Митрохин, хотя и не указывает на конкретные преступные деяния, но посредством игры слов добивается необходимой цели – нагнетает истерию, необоснованно приклеивая ярлыки «экстремистов».

Возможно, что Н. Митрохин, заявляя, что якобы тесная привязка религиозной идентичности к этнической «направлена против основ конституционного строя России», и сам не понимает, что обвиняет тем самым в экстремизме не только русских православных, но так же и этнических мусульман, большую часть евреев, якутов, марийцев и т.д.

 

Ошибочное толкование светскости государства и светскости образования в государственных и муниципальных образовательных учреждениях

Анализируемый доклад дает повод для активизации обсуждения содержания светскости применительно к государству и государственным и муниципальным образовательным учреждениям. Как уже было показано, содержание доклада указывает на односторонний идеологический, а следовательно – необъективный, подход Н. Митрохина к рассмотрению поставленных вопросов. По всему докладу встречается множество тезисов Н. Митрохина, свидетельствующих о его идеологической предвзятости. Отвергая право учащихся, выражающих принадлежность или предпочтительное отношение к православному христианству, на получение знаний о православной культуре даже на основе добровольности выбора в государственной или муниципальной школе, Н. Митрохин всячески навязывает взгляды так называемого «светского гуманизма», в действительности, нисколько не более светского по содержанию, нежели православное мировоззрение.

Сошлемся в данном случае на решение Верховного Суда США, который, рассматривая дело Торкасо против Уоткинса (1961), признал светский гу­манизм формой религии: «Среди исповедуемых в этой стране религий есть и такие, которые не проповедуют традиционной веры в существование Бога. Это – буддизм, даосизм, этическая культура, светский гуманизм»[27].

Н. Митрохин утверждает, что современная светская школа основана на принципах гуманизма. Пункт 2 статьи 2 Закона Российской Федерации «Об образовании» устанавливает в качестве одного из принципов государственной политики в области образования – «гуманистический характер образования, приоритет общечеловеческих ценностей, жизни и здоровья человека, свободного развития личности. Воспитание гражданственности, трудолюбия, уважения к правам и свободам человека, любви к окружающей природе, Родине, семье». Но в данной норме понятие «гуманистический характер» закреплено в смысле приоритета общечеловеческих ценностей, ценностей демократических, в смысле гуманного отношения к личности, к человеку как нравственной категории, но не в смысле гуманизма как особой идеологии. Поэтому утверждение Н. Митрохина о том, что светская школа в России основана на принципах гуманизма как идеологии есть не более чем его пожелания, основанные на его идеологических пристрастиях.

Главным аргументом против расширения сотрудничества государства с Русской Православной Церковью в области образования после периода государственного атеизма (одного этого достаточно для понимания необходимости и закономерности «расширения») Н. Митрохин выдвигает тезис о, якобы, нарушении таким сотрудничеством светскости государства и образования. Этот тезис в разных вариациях пронизывает весь его доклад.

Здесь уместно сослаться на Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 15 декабря 2004 г. № 18-П по делу о проверке конституционности пункта 3 статьи 9 Федерального закона «О политических партиях» в связи с запросом Коптевского районного суда города Москвы, жалобами общероссийской общественной политической организации «Православная партия России» и граждан И.В. Артемова и Д.А. Савина. Пункт 4 указанного постановления Конституционного Суда гласит: «Относящиеся к основам конституционного строя Российской Федерации принципы плюралистической демократии, многопартийности и светского государства… не могут истолковываться и реализовываться без учета особенностей исторического развития России, вне контекста национального и конфессионального состава российского общества, а также особенностей взаимодействия государства, политической власти, этнических групп и религиозных конфессий».

Поэтому толкование светскости государства как требования полного отказа от учета в деятельности государства реальной картины национально-культурной и религиозной идентичности населения России является совершенно необоснованным, представляет собой искаженную трактовку светскости государства. 

Многообразие современных светских государств определяется различиями в содержании и понимании светскости государства, обусловленными особенностями правового, социально-политического и культурного развития конкретных государств. Существующие сегодня в мире разнообразные типы светских государств – это продукт длительных и сложных социально-исторических процессов, на которые оказывали и оказывают значительное влияние конкретные исторические, культурные, социально-политические и иные особенности развития каждого общества. Светскость во Франции – не такая, как в Турции, США, Германии или России. Более того, в силу специфики законодательства департамента Мозель и двух департаментов Эльзаса Франции светскость государства в них существенно отличается по своей модели и правовому регулированию от светскости государства на большей части территории континентальной Франции.

В конституциях ряда штатов США (Джорджия, Индиана, Массачусетс и др.) содержатся декларации уважения Богу. Но этот факт не дает оснований называть США несветским государством.

Или вновь обратимся к примеру Французской Республики, заявляющей светскость в качестве национальной ценности и фактора национально-культурной идентичности.

В Докладе от 11 декабря 2003 г. Президентской комиссии по светскости во Франции было акцентировано: «Сегодня жизнь Франции характеризуется духовным и религиозным плюрализмом. Государственные органы должны учитывать это относительно существования различных конфессий, но тем не менее, не ставить под сомнение историческое значение, которое в обществе имеют христианские ценности и культура».[28]

В Докладе Государственного Совета Французской Республики за 2003 год, представленном 5 февраля 2004 г., в части второй «Век светскости» говорилось: «Не стоит преувеличивать значение проблем, связанных с тем, что светскость во Франции – это светскость “на христианском фоне”»[29].

Нет сомнений, что приверженцы толкования светского государства как государства, где все религиозные организации абсолютно уравнены во всех фактических возможностях в сфере отношений с государством, в том числе и в объемах материального содействия государства отдельным видам их социально значимой деятельности, не назовут ни одного конкретного примера государства в мире, где была бы реализована такая модель. И во Франции, и в иных государствах Европы, и в США, и в Израиле, и в странах Юго-Восточной Азии, и в иных государствах мира – везде существует одна или несколько религиозных организаций, имеющих те или иные совокупности преимуществ в отношениях с государством (по сравнению со всеми прочими религиозными организациями), детерминированные хотя бы уже значительной численностью верующих. Конечно, можно гипотетически допускать и воспринимать такие мнимые модели как «идеальные», но вряд ли сегодня имеются основания относиться к таким мифическим государствам иначе, чем к «городу Солнца» или иным утопиям. Современные ангажированные утописты ничуть не более адекватны и реалистичны в своих умозрительных построениях, чем их предшественники в прошлом. И уж тем более, нет никаких юридических доказательств их правоты.

Показательно, что «борец за светскость государства» Н. Митрохин совершенно игнорирует требования светскости государства и образования в государственных и муниципальных образовательных учреждениях тогда, когда речь заходит о навязывании идеологии самого Н. Митрохина и его единомышленников в качестве общеобязательной. В этом случае о всякой светскости тут же забывается, равно как и о конституционных свободах убеждений и вероисповедания (статьи 28–29 Конституции Российской Федерации).

 

Анализ рекомендаций доклада Н. Митрохина

Отдельно следует остановиться на «рекомендациях для общественных объединений» в докладе Н. Митрохина, которые, сами по себе, являются весьма показательными с точки зрения выявления действительной мировоззренческой позиции Н. Митрохина.

Н. Митрохин рекомендует: «В сфере практической деятельности общественные организации могли бы добиваться проведения мониторинга по данной тематике силами общественных организаций». Однако проблема заключается в том, что общественные организации, о которых говорит здесь Н. Митрохин, – это не какие-то объективные инструменты оценки общественных процессов или абстрактные общественные организации (против тезиса о необходимости общественного контроля во всех сегментах системы образования, возражений у нас, конечно же нет).

В докладе имеются в виду конкретные объединения вполне определенной идеологической направленности, в частности, следующие:

• деятельность которых направлена на распространение идеологий, претендующих на подмену собой религиозной веры, то есть секулярных квазирелигий (либертаризм, «светский гуманизм», толерантизм);

• представляющие собой дочерние структуры религиозных объединений, явно или неявно позиционирующих себя в качестве религиозно-политических оппонентов Русской Православной Церкви. Здесь, прежде всего, следует отметить адвентистскую «Международную ассоциацию религиозной свободы», безосновательно претендующую на статус объективного оценщика, поскольку, как это очевидно всем, работающим на поле отношений между государством и религиозными объединениями, она преследует именно интересы российских и зарубежных религиозных объединений адвентистов седьмого дня;

• радикально антихристианские объединения, манипулирующие правозащитной терминологией в оправдание своей нетерпимости к христианству.

Именно организации последней группы (движение «За права человека» Л.А. Пономарева и Е.В. Ихлова, «Московское бюро по правам человека» А. Брода, «Общественный центр имени А. Сахарова» Ю. Самодурова) важнейшим направлением своей деятельности избрали системную обструкцию Русской Православной Церкви, православного христианства и православных верующих. Они и подобные им приняли участие во многих кампаниях последних лет, направленных на возбуждение нетерпимости и нагнетание истерии в отношении Русской Православной Церкви и православных верующих. Примеры: кампания против учебного пособия А.В. Бородиной «Основы православной культуры»; истерия вокруг фильма М. Гибсона «Страсти Христовы»[30]; скандальные кампании против возможности получения учащимися государственных и муниципальных образовательных учреждений знаний о православной культуре на основе добровольности выбора; организация и защита направленной на возбуждение религиозной вражды и унижение человеческого достоинства по признаку отношения к религии выставки «Осторожно, религия!»[31] в Сахаровском центре.

Следует отметить, что либертаристами точно так же предпринимаются усилия и для недопущения возможности получения учащимися, выражающими принадлежность или предпочтительное отношение к исламу, получать в государственных и муниципальных образовательных учреждениях на основе добровольности выбора знания о культуре ислама.

Люди, не ценящие человеческого достоинства других, игнорирующие свободу убеждений человека, отрицающие возможность существования мировоззренческой позиции, отличной от их собственной, никак не могут быть восприняты в качестве объективных экспертов и, тем более, судей в споре идеологий.

Поэтому резкие протесты либертаристов против прав родителей приобщать русских детей к православной культуре вызваны не заботой о демократических ценностях или о незыблемости свободы убеждений, а детерминированы исключительно стремлением навязать свою собственную идеологию. Для этого они нуждаются в изолировании возможной аудитории от всякого влияния православной культуры, как одного из самых сильных мировоззренческих оппонентов их собственной радикальной идеологии либертаризма.

Собственно, об этом пишет и сам Н. Митрохин: «В стратегическом отношении внимание либеральных общественных организаций должно быть направлено не на «пробивание» своих предметов (педагогика толерантности и др.) в школьной среде, но на укрепление гуманистического мировосприятия студентов педагогических вузов».

Анализ публикаций основных критиков преподавания религиозной культуры в государственных и муниципальных образовательных учреждениях на основе добровольности выбора позволяет сделать вывод о том, что они стремятся навязывать определенные идеологии, многие из которых вряд ли можно назвать демократическими и либеральными. Так, известная идеология «толерантность в духе культуры мира» является секулярной квазирелигией[32], а ее апологеты претендуют на общеобязательность своей идеологии и тотальный контроль в мировоззренческой сфере. Ярким примером здесь стали материалы, официально  раздававшиеся организаторами мероприятия, посвященного «толерантности в духе культуры мира» и прошедшего в Московском доме национальностей в августе 2003 г., в которых содержалась, в частности, такая антидемократическая установка: «Формировать единое толерантное сознание московских школьников». Единое сознание школьников – и никак иначе! Какая уж там свобода убеждений?!

Основными организационными рекомендациями доклада Н. Митрохина являются предложения консолидировать усилия объединений либертаристов, чтобы добиваться «роспуска Координационного совета по взаимодействию Министерства образования и МП РПЦ либо переформирования его в Координационный совет по взаимодействию с религиозными организациями, в который имели бы возможность войти не только те организации, которые являются членами Межрелигиозного совета при президенте РФ (их всего семь), а, например, все конфессии (централизованные или союзы), имеющие в России более 100 зарегистрированных общин; переформирования Московского совета по духовно-нравственному воспитанию[33] либо формирования параллельного совета по толерантности (и борьбе с экстремизмом) в образовательной сфере».

Показателен сам подход Н. Митрохина: или запретить действующий при Департаменте образования города Москвы совет, или создать совет, представляющий идеологию самого Н. Митрохина. Действительно, очень «демократичный» подход, на грани шантажа.

Здесь Н. Митрохин напрочь отказывает гражданам, выражающим принадлежность или предпочтительное отношение к Русской Православной Церкви, создавать какие-либо объединения, советы. Н. Митрохин даже не осознает, что такие его требования являются дискриминационными в отношении православных граждан по признаку отношения к религии.

Что касается создания при Министерстве образования и науки Российской Федерации совета из представителей централизованных религиозных организаций, имеющих более 100 зарегистрированных общин (видимо, имеются в виду зарегистрированные местные религиозные организации), то эта идея не имеет под собой правовых оснований, подтверждающих ее предпочтительность перед идеей создания отдельных советов  Министерства образования и науки Российской Федерации с Русской Православной Церковью, с мусульманскими религиозными организациями и т.д. Почему Н. Митрохин предлагает в качестве критерия 100 местных религиозных организаций, а не 10, 50, 200 или 1000? Если это некая целесообразность с точки зрения Н. Митрохина, то почему его взгляды на целесообразность должны быть предпочтительнее взглядов на целесообразность, высказываемых православными, мусульманами или иудаистами? Идея создания совета из десятков централизованных религиозных организаций является заведомо абсурдной. Почему государство обязано одинаково сотрудничать с религиозной организацией, состоящей из одной тысячи человек, и Русской Православной Церковью, принадлежность или предпочтительное отношение к которой выражают десятки миллионов человек? Это приблизительно то же, что потребовать от главы Королевского дома Великобритании стать официальным главой не только государственной Англиканской церкви, но и организаций свидетелей Иеговы, мормонов, сатанистов, саентологов и пр., потребовать от властей Израиля незамедлительно уравнять все фактические права и возможности иудаистских религиозных организаций с мунитами, саентологами и адептами секты «Брахма Кумарис».

Совершенно очевидно, что ни Русская Православная Церковь, ни централизованные мусульманские или иудаистские религиозные организации не пожелают объединяться ни в какие советы с организациями типа свидетелей Иеговы, пропагандирующих неполноценность и унижающих человеческое достоинство граждан по признаку отношения к религии[34]. С другой стороны, специфика деятельности религиозных организаций приводит к тому, что даже среди членов Межрелигиозного совета России (Русская Православная Церковь, 3 мусульманских и 2 иудаистских религиозных организации, а также буддисты) не удалось выработать общую точку зрения по вопросу преподавания религиозной культуры в светской школе (хасиды и Равиль Гайнутдин – против). Даже среди мусульман нет согласия по этому вопросу: Центральное духовное управление мусульман России и Координационный центр мусульман Северного Кавказа поддерживают такую возможность, а Совет муфтиев России – категорически против. Поэтому решение вопроса о введении или недопущении возможности преподавания религиозной культуры в светской школе на основе добровольности выбора должно быть основано на праве, а не на опросах посторонних лиц. Посторонних в том смысле, что изучение русскими православными детьми культуры православного христианства, если таковое изучение организовано в соответствии с законодательством, при обязательном соблюдении добровольности выбора, никак не касается мормонов, адвентистов седьмого дня или либертаристов. Аналогично и применительно к преподаванию культуры иудаизма, культуры ислама и т.д. Гипотетическая возможность существования общих согласованных сегментов курсов преподавания христианской культуры, реализуемых совместно православными, католиками и протестантами по взаимной договоренности представляющих их религиозных организаций, отнюдь не определяет возможность адвентистов или баптистов диктовать свою волю православным, и наоборот.

Поэтому выдвигающие такие предложения преследуют не цели создания таковых советов, а стремятся именно воспрепятствовать деятельности Координационного совета по взаимодействию Министерства образования Российской Федерации и Московской Патриархии Русской Православной Церкви, любой ценой пресечь или затруднить его деятельность.

К слову, показательно, что протестанты не спрашивали православных и не интересовались их правами и свободами, когда в начале 1990-х протестантская религиозная организация «Новая жизнь» «накрыла» всю страну сетью так называемых «центров христианской культуры, этики и морали»[35], созданных во многих субъектах Российской Федерации в государственных учреждениях дополнительного образования (бывших Домах пионеров, позднее – центрах творчества детей и юношества, Центрах детского и юношеского творчества) и получивших статус экспериментальных площадок Министерства образования, что обеспечило гарантированное прикрытие любых их действий и инициатив в государственных и муниципальных образовательных учреждениях.

Видимо, это имеет в виду сам Н. Митрохин, когда пишет, что «представители других конфессий работали в школах куда эффективнее».

В современной России, как в известной поговорке, больше всех кричат про экстремизм те, кто сами возбуждают религиозную вражду (Л.А. Пономарев, Е.В. Ихлов, Ю. Самодуров, А. Брод).

Больше всех говорят об угрозах демократическим принципам государственно-конфессиональных отношений те, кто сами ведут агрессивную информационно-пропагандистскую и организационную деятельность в этой сфере, направленную на навязывание собственных идей и реализацию своих интересов (яркий пример – Международная ассоциация религиозной свободы).

Больше всех кричат об угрозах светскому образованию со стороны Русской Православной Церкви те, кто в нарушение законодательства сам агрессивно вторгается в сферу образования и навязывает учащимся государственных и муниципальных образовательных учреждений, игнорируя их свободу убеждений и свободу вероисповедания, собственную религию или идеологию (толерантисты, либертаристы, ноосфериты, рериховцы и т.п.).

Больше всех заявляют о том, что преподавание православной культуры (даже на основе добровольности выбора) угрожает светскости образования, муфтий Равиль Гауйнутдин и ректор Московского исламского университета М.Ф. Муртазин, прославившиеся летом 2002 г. своими (совместно с А.Е. Себенцовым) инициативами создать в Москве Российский исламский университет, в котором исключительно за государственный счет предлагалось на полном пансионе осуществлять узкопрофессиональную религиозную подготовку ежегодно 50 муфтиев. Это привело бы в случае успешной реализации задуманного ими проекта к грубому нарушению статьи 14 Конституции Российской Федерации. В том же 2002 г. муфтий Равиль Гайнутдин потребовал от руководства Москвы противоречащего Конституции Российской Федерации введения в Москве в государственных вузах квотирования мест по религиозному признаку – по признаку отношения к исламу[36]. Своим письмом № 223 от 11.07.2002 муфтий Равиль Гайнутдин даже предложил конкретные кандидатуры на такие квотированные, в нарушение российского законодательства, места в вузах[37].

Но вернемся к докладу Н. Митрохина. Среди обширного перечня его рекомендаций говорится о необходимости «инициирования запроса в Конституционный суд по поводу соответствия Конституции финансирования из государственного бюджета преподавания специальности “теология” в высших учебных заведениях».

Поскольку в настоящее время существуют стандарты по теологии с согласованным конфессиональным разделом только по православному христианству (Совет муфтиев России еще дорабатывает свой стандарт, иудаисты и буддисты пока не обращались с таковыми), то очевидно, что в данном случае Н. Митрохин ставит вопрос совершенно определенно: необходимо обратиться в Конституционный Суд Российской Федерации именно для проверки обоснованности государственного финансирования реализации стандартов по православной теологии, читай – потребовать признать его незаконным.

Обратим внимание на то, что Н. Митрохина ничуть не волнует финансирование из федерального и московского бюджетов программ навязывания учащимся толерантизма.

Н. Митрохина в существующей практике преподавания знаний о мировоззрениях раздражает только преподавание православной культуры, все остальное, особенно что касается форм идеологий либертаризма и толерантизма, он горячо приветствует. Но в таком случае мы сталкиваемся с банальной нетерпимостью к православному христианству, а никак не отстаиванием идеалов светского государства, видимость чего стремится сформировать Н. Митрохин у читателей доклада.

Отметим еще следующую рекомендацию Н. Митрохина: «Поскольку в настоящее время отсутствуют независимые общественные экспертизы по поводу ОПК и стандарта «теология» (кроме краткой рецензии к.ф.н. Н. Шабурова), то необходимо проведение комплексной (общественной, религиоведческой и педагогической) и авторитетной экспертизы учебников Бородиной, Янушкявичене, Шевченко и других, распространяемых в системе среднего образования».

Если уж говорить о необходимости экспертизы учебных пособий, то, в первую очередь, такая экспертиза требуется учебному пособию Н.В. Шабурова – «Религии мира. 10-11 кл.: Пособие для общеобразовательных учебных заведений»[38]. Хотя в том, что качество учебных пособий будет только выше от цивилизованного общественного обсуждения их содержания, никто и не сомневается. Но при этом важно, чтобы экспертами по учебнику православной культуры выступали не те лица, которые зарекомендовали себя как нетерпимые, предвзято и негативно относящиеся к православному христианству.

Весьма красноречива такая рекомендация Н. Митрохина: «Существование ОПК или других аналогичных предметов и тесная увязка учебников, по которым они преподаются, с довольно узко толкуемым вариантом «московского православия» и идеологией «русских школ» – неустранимая пока мерами либерального воздействия реальность как для отдельных школ, так и для целых регионов страны. Для либерального сообщества имело бы смысл не отторгать полностью всю православную среду (даже на уровне риторики), а скорее содействовать появлению иных вариантов подобных учебников, имеющих больше общего с европейскими традициями христианского (в том числе православного) просвещения».

В этом тезисе Н. Митрохин вполне ясно проговаривается о своих истинных устремлениях и устремлениях своих соратников по борьбе с православной культурой. А почему, собственно, православие, понимаемое в русской традиции («узко толкуемый вариант “московского православия”» – по-митрохински), должно быть устранено? Насильственная модификация (по сути – деформация) религиозного вероучения человеком, не имеющим никакого отношения к этой религии, равно как и требования такой насильственной дискриминации и репрессий в отношении национально-религиозной социальной группы есть форма возбуждения религиозной и национальной вражды. На каком основании православные верующие вдруг должны соглашаться на искажение их религиозной традиции? Мало ли чего там видится или мнится Е.В. Ихлову, Н.В. Шабурову или Н. Митрохину, это – не более чем их частные и субъективные взгляды. И какой вариант православия, по мнению Н. Митрохина, может быть дозволен? Оккультизм, мимикрирующий под православие в секте псевдомитрополита Рафаила Прокопьева, руководителя оккультно-целительской секты «Проис»? Или пропагандируемый Н.В. Шабуровым искаженный вариант христианства?

Что понимается под европейскими традициями христианского просвещения? Если иметь в виду учебные пособия, используемые для преподавания Закона Божия в германских школах, то, возможно, такой организационный опыт вполне мог бы быть некоторым образом заимствован или, по крайней мере, учтен.

Не ясно, почему Н. Митрохин не относит российские традиции к европейским традициям. Что он имеет в виду, когда говорит о «европейских традициях православного просвещения»? Румынские, греческие, болгарские или сербские православные традиции? Чем они могут быть предпочтительнее для русских в России их собственных, русских православных традиций?

Н. Митрохин в отсутствие внятных и обоснованных аргументов просто импровизирует на ходу и надеется, что все это будет некритически воспринято читательской аудиторией. И действительно, умелая игра словами, логические подтасовки и умелое манипулирование сознанием читателя приводят к тому, что неспециалисты воспринимают доклад Н. Митрохина как вполне обоснованный. Но все его умопостроения сразу рушатся, если хотя бы немного углубиться в конкретные детали.

Содержащиеся в процитированном выше фрагменте доклада призывы манипулировать сознанием православных, обманным путем навязывать им подмены являются вообще откровенным хамством. Такое ощущение, что Н. Митрохин убедил себя в том, что он говорит в этом докладе о какой-то небольшой общности экстремистски настроенных умственно недоразвитых лиц, которую либеральное государство не может просто «убрать» с поля зрения, убедить же их в необходимости принятия своей либертаристской идеологии тоже не получается, поэтому приходится осуществлять хитрую политику, чтобы ни мытьем, так катаньем все-таки принудить этих «упрямцев» к принятию предлагаемого общеобязательного мировоззрения.

Однако напомним, что в своем докладе Н. Митрохин говорит о православном христианстве, к которому выражают принадлежность или предпочтительное отношение, по разным оценкам, от 60 до 80 % населения Российской Федерации. Он говорит о полноправных гражданах Российской Федерации, сделавших свой духовный и культурный выбор и не нуждающихся в указаниях Н. Митрохина. Это не православных верующих в России единицы, а как раз наоборот – ничтожно малое количество либертаристов, ненавидящих православное христианство, активно проявляющих нетерпимость к нему, но зато имеющих доступ к СМИ. Это ясным образом показали последние выборы в Государственную Думу ФС РФ, когда народ сделал свой выбор и отказал в доверии русофобам-либертаристам.

Показательно, что Н. Митрохин не дает Русской Православной Церкви, в принципе, никакой возможности реализовать его рекомендации, даже если бы она и захотела к ним прислушаться. К примеру, как было показано выше, Н. Митрохин требует «содействовать появлению иных вариантов подобных учебников, имеющих больше общего с европейскими традициями христианского (в том числе православного) просвещения». Но при этом Н. Митрохин отказывает православным в праве обратиться к европейскому опыту для обоснования своей позиции под предлогом того, что «специалисты указывали на то, что в национальной образовательной традиции нет опыта преподавания теологии (светское и духовное образование в Российской империи были разведены в конце XVIII в.), а апелляции лоббистов стандарта к европейской традиции (что само по себе уникально для сегодняшней РПЦ и противоречит ее доктрине обособления России от общеевропейских процессов) не учитывают западных реалий – когда университеты во Франции или Германии создавались в первую очередь для преподавания богословия и лишь потом там получали поддержку другие науки».

Н. Митрохин заявляет, что Русская Православная Церковь принципиально не вправе ссылаться на западный опыт, поскольку это, якобы, противоречит ее «доктрине» (на самом деле, не противоречит). И как же тогда Русской Православной Церкви реализовать требование Н. Митрохина – состыковать свои инициативы с европейскими традициями? Заколдованный круг! Но Н. Митрохина это волнует слабо, главное – не предлагать, а ругать, не важно, по поводу чего, важно – кого ругать.

Не ясно, что хочет сказать Н. Митрохин, когда заявляет о том, что «университеты во Франции или Германии создавались в первую очередь для преподавания богословия и лишь потом там получали поддержку другие науки». И что из этого следует, даже если бы это было и так? Невозможность иных механизмов введения теологии? Почему? Следует отметить, что отнюдь не все западноевропейские университеты создавались только как теологические образовательные учреждения, и отнюдь не во всех университетах теология была изначально – с момента создания университета. Многие университеты в упомянутых Н. Митрохиным Германии и Франции создавались и в XIX, и в XX веках.

Рекомендация, а точнее – призыв Н. Митрохина к «активизации совместной борьбы правозащитных и религиозных организаций против преамбулы федерального Закона о свободе совести и религиозных объединениях и его региональных аналогов» – является уже просто абсурдом, поскольку сама преамбула Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» (Н. Митрохин так и не научится правильно называть этот Федеральный закон) не содержит в себе норм прямого действия. Она не корреспондирует каким-либо нормам в тексте этого Федерального закона или в иных нормативных правовых актах Российской Федерации, является просто декларацией, причем составленной достаточно некорректно и двусмысленно. Следовательно, Н. Митрохин уводит усилия своих единомышленников в заведомо тупиковое направление, поскольку бороться с указанной преамбулой совершенно бессмысленно. Это дает дополнительные основания для оценки деятельности Н. Митрохина как провокационной, направленной на инициирование социальной конфронтации.

 

Выводы.

1. Доклад характеризуется некомпетентностью, научной необъективностью и предвзятостью. В нем искажено фактическое состояние дел и действительный смысл упоминаемых документов, содержится множество ошибочных тезисов и утверждений, заведомо не соответствующих действительности.

2. Доклад отличается нетерпимостью и агрессивным негативизмом к православному христианству, Русской Православной Церкви и православным верующим, а также к русскому народу. Доклад содержит ряд тезисов, заведомо направленных на дискредитацию Русской Православной Церкви и граждан, выражающих принадлежность или предпочтительное отношение к Русской Православной Церкви, на унижение человеческого достоинства существенной части граждан России по признаку отношения к религии (православие) и национальности (русские). В докладе использованы неэтичные методы полемики, в частности, представление православных в качестве экстремистов и использование в отношении них оскорбительных необоснованных оценок.

3. В докладе дается неверная интерпретация содержания светскости государства и светского характера образования в государственных и муниципальных образовательных учреждениях.

4. В докладе намеренно использованы терминологические и содержательные подмены и психологические манипуляции, направленные на искажение действительной ситуации во взаимоотношениях государства и Русской Православной Церкви в области образования, в частности реальной картины в вопросе о преподавании православной культуры в государственных и муниципальных образовательных учреждениях на основе добровольности выбора. Необходимость использования таких недобросовестных методов вызвана, очевидно, отсутствием весомых аргументов в обоснование идеологической позиции Н. Митрохина по обсуждаемым проблемам.

5. Безосновательно позиционируя себя в качестве «защитника светского государства», Н. Митрохин, вместе с тем, стремится навязывать идеологию либертаризма, сторонником которой он фактически является. Причем православное мировоззрение в докладе позиционируется в качестве главного соперника и препятствия навязыванию обществу идеологии либертаризма. Поэтому оценочная позиция Н. Митрохина по обсуждаемой проблеме не является объективной и независимой.

 

26.07.2005

 

Доктор юридических наук

Понкин И.В.